Проданный из степей, где стрелами бьет таргитай
где всякий гад пасется бичом, если он полуздрав
попал в самый прекрасный город на свете – и кто здесь прав
да нет, это был апостол, да нет, он у скифов бывал
наоборот, он вышел из скифов, до смерти по-эллински худо он бормотал
с ним как с сократом ходил евстолий у коего светлый нрав
а сам он – бегал от всех, и между прочим, из тех пределов
где верят в переселение душ - от варваров посинелых
больше и нечего ждать, заколят родную мать и скажут: богиня велела
вот и слыхал я, что он из тех гергесинских бедняг, что хотел идти за Христом
припозднился на восемьсот лет и теперь, как собака, греет наш дом
поздно спасаться, когда премудрость жжет свой покров и окружает порт
тучами русов авар и славян и аланов и барашками черных волн
теплыми словно снега, на котором горные волки играют – ты видел челн,
полный парфянской парчи, золотых ожерелий и серебра?
поздно: уже не откупимся да и молиться пора
Видит один Андрей – остальные по самые губы в хвале болтовне лепоте слепоте
потом его пририсуют сбоку, он слишком руками машет для неземной красоты
струится живой поток на руках Ея, словно плат, и видишь ли ты
из прекрасного города убежавший в мир не умевший написать слово брат
где всякий гад пасется бичом, если он полуздрав
попал в самый прекрасный город на свете – и кто здесь прав
да нет, это был апостол, да нет, он у скифов бывал
наоборот, он вышел из скифов, до смерти по-эллински худо он бормотал
с ним как с сократом ходил евстолий у коего светлый нрав
а сам он – бегал от всех, и между прочим, из тех пределов
где верят в переселение душ - от варваров посинелых
больше и нечего ждать, заколят родную мать и скажут: богиня велела
вот и слыхал я, что он из тех гергесинских бедняг, что хотел идти за Христом
припозднился на восемьсот лет и теперь, как собака, греет наш дом
поздно спасаться, когда премудрость жжет свой покров и окружает порт
тучами русов авар и славян и аланов и барашками черных волн
теплыми словно снега, на котором горные волки играют – ты видел челн,
полный парфянской парчи, золотых ожерелий и серебра?
поздно: уже не откупимся да и молиться пора
Видит один Андрей – остальные по самые губы в хвале болтовне лепоте слепоте
потом его пририсуют сбоку, он слишком руками машет для неземной красоты
струится живой поток на руках Ея, словно плат, и видишь ли ты
из прекрасного города убежавший в мир не умевший написать слово брат