ИСТОЧНИК

Новая мечеть на ст.Подсолнечная. А в полях по-Блоковски гулял огонь.

ХОРОШО ПРИЙТИ С МОРОЗА
И посмотреть скучного «юного Джотто». Или даже не его. А приписываемое ему.
У Мадонны Сан Джорджо алла Коста усталый взор, а у Младенца и вовсе больной. Но как прекрасны ангелы, занавесь, и алая подушка, на коей сидит Мадонна, напоминает груди Нут.
И ПОСЛЕ ДЖОТТО
Отправились смотреть иконы. От мозаики Дмитрия Солунского из Киева невозможно оторваться, в ней столько ритмов. А в целом – статика. И впервые заметил, не без помощи АК, что на обратной стороне Спаса 12 века нарисованы солнце и луна очень карикатурно, из каких-то римских бань что ли или вообще с уличных граффити. А ведь крест. А ведь ангелы. И почему серафимы чернокрылые вдруг?
«В 1923 году в русской ангелологии наступил переворот», - АК вспомнил, смеясь, Хоружего.
ПЕРЕВОРОТ
Я почуял, что грядет Открытие. И оно пришло. В Псковском зале.
Улыбающийся такой Никола. Ясный. Без подвоха. Стали читать, что в книге написано, которую он держит. Киноварью по белому: «Евангелие от Николы». И далее текст, то ли составленный из четырех евангелистов Татьяном, то ли просто… новое евангелие. Н
Нас аж жаром обдало: «Стригольники? Или кто из иконописцев постарался в одиночку? Четырнадцатый век?! И неужели никто из иконоведов, парижцев, москвичей, питерцев не догадался? Не заметил?!»
У святого Георгия на щите Зодиак. У апостолов на Преображении XV века плащи то ли отражают их характер, то ли ветерок задувает Петру плащ, а Иакову и Иоанну нет. Это – заметили. А «иевангелие от Николы» - нет.
И ЭТО ЕЩЕ НЕ КОНЕЦ
Люблю альбом гознаковский «Живопись древнего Пскова», а тут иконы вживую. «Собор Пресвятой Богородицы». XIV век. А там – никакой не Псков, конечно, а Индия, Китай, Афон, германское Подунавье.
Из трех пастухов, симметрично с ангелами идущими в гору, первый – двуперстием благословляет небеса. Видимо, это Авель. Затем, Младенца в пещере, спеленутого в тугую личинку с детской головой, лижут конь-змей и розоватый быкозмей с ветвистыми рогами. В виде пляшущих дня и ночи изображены косматые шиваитские аскеты? Посмотрите сами – убедитесь. День – Басаванна, Ночь – Махадевийякка. «День-йог в повязке алой танцует, косматый». И ритуальным жестом кладет под ноги Богородицы алую дощечку, «подножие дня». Младенец в лоне Богоматери – «в силах», но не в медальоне. Кто бы объяснил, что это значит. Про клириков в литургических одеяниях «чина Трех Царей» не спрашиваю – об этом как раз написано довольно много. И мальчик-пастух танцует. А в Поклонении Царей один из них подносит Солнце.


В КАФЕ
У вегетарианцев . Во-первых, дорого, во-вторых, пьем кофе и жуем сухари, а чизкейк никак не принесут. Ждем.
- Девушка, а торт будет?
- Когда отдастся, тогда сразу принесу!
Наконец принесла.
Двадцать минут они там вокруг куска торта какую-то каллиграфию медом рисовали. Так мы и не прочли, да и что там читать.
БЕЛЫЙ КУСТ
Полный воробьев. На морозе греются. Почему-то избрали именно его. Куст весь засыпан пометом, и снег тоже. Красота, как в сказке. Ни один художник так не сделает. Рядом – словно холодец, аккуратно нарубленная куча льда. Дворник был художником, на свой лад.

Ехал домой по Ленинскому. Ум перевернулся от рекламы. День тишины, я понимаю.
НАРИСОВАЛСЯ НОВЫЙ ГОД.
АКЦИЯ МИЛЛИОН (между ног)
ТЕПЛА ВАМ И УЮТА С НАШИМИ НАСОСАМИ XYLEM
В 2011 ГОДУ 60000 малышей СВЕРХПЛАНОВО пошли в детский сад
Чтоб отвлечься, призадумался о том, почему в христианстве сложился целый Талмуд о числе 666,
а о прекрасном числе 153 (см. у Иоанна 21 гл. про чудесный улов рыб) есть только у Нила Синайского, подскажите, у кого еще?
И тут я увидел впереди автобус. На нем светилось: 153. Боже, как я обрадовался. Автобус быстро свернул на улицу Удальцова. А я помчался дальше, до упора, до Теплого Стана, почти до МКАД.
Снег потаял. Снова весна. Вот только без света. Зимой так и не пахнет

В маршрутке окна запотели, народу полно, ничего не видно и не слышно.
Кому выходить? Куда? Кто-то просил тормознуть у Губы (Нефть-и-Газ)
и так и не вышел, Тихо испарился? Никто и не понял, И я в том числе.
Рядом со мной ехали мальчик и девочка лет 20, то ли из Нальчика, то
ли из Ставрополя. Такие очень спокойные и дружные. Без московского
мрачняка, без наушников и без нервозности. Рассматривали карту, как
добраться до Коломенского. Девочка снимала с пальцев свои колечки и
показывала мальчику. Они тоже заметили исчезновение человека, просившего
щофера-таджика высадить его у Губы. Больше - никто. "В этом дилижансе
не хватает кондуктора", - сказал я им. Они заулыбались. Выходя на
"Октябрьской", девочка уронила в грязь свою вязаную белую шапочку и наступила
на нее, даже не заметила. Я опять влез: "Шапочку потеряла!" Подняла. И понесла
ее в руке на отлете, как подстреленного зайца.Восток.

В переходе на грязной, мерзкой лестнице - парень в камуфляже разложил чистейшую
ткань вишневого цвета и на ней - сверкающие ножи, вилки, ложки, уполовники и
молоточки для отбивания мяса. Музыкально постукивает сам себя по ладони таким
молотком. Византия. Да, еще сверкают какие-то кастрюли и чаши.

Дальше - бабуля, с пластиковым стаканчиком. Бодро крестится, не заискивает.
Очень ясная. Меня же подрезают так, что я поднимаю свою черную палку: "Да ну
стойте же! Я вас не могу обогнать, вы меня обойдите". Спрашиваю бабульку:"Куда
все бегут?" - "Домой!" Эх, ты, Россия. Вечно ты бежишь домой. Равнодушная ко всему.

А на лестнице: я - вверх, а навстречу мне интеллигентка-без-дома-и-любви, в ярко-красном
свитере и серой вязаной юбке в пол, слегка пьяная. "Разминемся!" - говорю. Он мне: "Да,
разминешься с тобой, как же!" Наверху ее компания (четверо бомжей) машут мне руками,
один из них философски кричит: "Мое почтеееение!" - "И вааам!" - кричу я, подымаясь
в бегущую темноту. Как все просто в этом мире.

Бежал мимо памятника на Октябрьской – Ленин и компания – и встретил человека в пальто и в
суфийной чалме с назатыльником из нежной газовой ткани. Вид у человека был мордовский. В руках он держал топорик дервиша в виде двух сваренных в виде буквы Т железных палок. При случае можно таким и отбиться. Раскланялись.

Возле св.Климента встретил нищего, молодого парня с огромными выпуклыми зубами, напоминавшими о мастодонтах. Коротко перекивнулись головами.

На Пятницкой прямо из-за машин на меня вынырнула дама с двумя совершенно белыми овчарками на поводках. Поздоровались, как в сказке, взглядами. У дамы и у собак они были ясные, светлые, на миг забыл про ноябрь.

В дверях одного дома столкнулся с поэтом, заросшим как дикобраз и в берете. У него был вид странствующего в Иерусалим. Улыбнулись друг другу. И разбежались.

Ужиная Дёблином, протянул ангелу через стол расписной черепок из Малой Азии.

Ехал вниз по эскалатору на «Октябрьской-кольцевой» и смотрел прямо в глаза людей, поднимавшихся навстречу. Почти все почувствовали прямой взгляд. Почти все отвели глаза. Не отреагировали лишь двое: средневековая «лиса» в стильном красном пальто-плаще и шапочке в духе Брейгеля и девушка вида восточного с луноликим лицом, которая смотрела на себя в зеркальце и подтушевывала реснички. «Лиса» была погружена в созерцание. И глазки закрыла.

На «Новослободской» увидел на эскалаторе человека лет 45-ти, очень похожего на Ханса Янна.

А вот на обратном пути случилось чудо: ехали вниз две девушки из Средней Азии, одетые по-московски во все чорное, и у одной из них, видимо, сильно болел глаз. Она закрывала его темносиним клетчатым платком. Вот она, поймав мой взор на себе, не отвела свой единственный глаз.

То есть боль все решает?

Так, один случай из детства. Помню Черное море, горькое и соленое, в котором я научился плавать. Недалеко от кромки прибоя дети чуть постарше меня (мне было 5) построили песчаный город. Целый день старались и вышло превосходно, причем независимо от самих строителей. День был чудный, небо, песок и море сыграли с ними в Город из песка. И все были очень довольны. Вдруг (ох уж это вдруг!) какой-то пацан лет трех с зеленым катерком из под «Бадузана» в руках налетел на четвереньках на этот город и начал его крушить. Разъездил его за одну минуту. Некая бабка, то ли его, этого пацана, то ли просто из присутствующих, закричала: «Шо ж ты делаешь! Они весь день трудились, а ты их город разорил…» Так театрально у нее это вышло. Ну да, он напал на город, как дельфин, внезапно, но она ж была рядом и могла его поймать. Да и другим взрослым было на самом деле интересно, что будет. Никто и не остановил.
Пускай человек строит из песка. Хоть вдали, хоть вблизи от моря. Все равно рано или поздно его город разрушит этот мальчишка. Вопрос на засыпку: кто он такой? Как его звать? Я вот так и не решил, не знаю.

В полдень над Ново-Девичьим полярное солнце,
Словно кварцевая лампа.
Вечнозеленый вяз светоносен сильнее.
Кругом средь надгробий раскопанные коммуникации –
Трубы наружу, а чудится, будто
Эксгумируют Тургеневых или Духовских.
Девчонки в кислотного цвета куртках
Втроем штурмуют с воплями «Эээээээй!»
Запертый собор. Тихо текут австрийцы,
Лепеча что-то на языке Тракля. И улыбаясь,
Посверкивают очками. Две итальянки
Вскрикнули и прошли мимо,
Формами своими затмевая скульптуры.
Солнечные часы наконец улыбнулись
И отразили теневое время. На дубовых листьях
Драгоценная роса от растаявшего снега.
Одинокий грач, как всегда, в полете.
Хочется вникнуть в это, и не слегка, а остаться здесь
На весь день. Но холод гонит меня дальше.

Захожу сейчас домой в свой подъезд и вижу мотылька, запутавшегося ногами в паутине. Черная дверь и над нею лампа дневного света. Вот его, думаю, и притянуло, вот и освобожу. Высоковато. Снял его осторожно тростью. Он застыл на кончике. Затем своими
еще неостывшими от бега пальцами я умудрился даже снять с его ног паутину. Но не держать же мне его вечно на конце моего жезла.
Хотя миг был хороший. Почти иератический. Но мне ехать наверх, а ему куда? Посадил его на почтовый ящик. Он с него прыг - и прямо вниз, эдаким осенним Икаром на голый пол. А затем - уверенно полетел опять к черной желеной двери, где свет, уютные углы, полные паутины, где можно укрыться. Такая вот метафизика света и спасения.