ИСТОЧНИК

Заходим в ворота Свято-Данилова с о.Ф. Зима, начало февраля. С нами третий - в руках у него
пакеты. И он вдруг заявляет:
- О.Ф., мне в храм нельзя!
- Почему?
- У меня там мясо.В сумке. Консервы. Нельзя, не пойду...
- Да почему нельзя?
- С мясом в храм нельзя.
- Ну вот, ты сам себя соблазняешь! Сегодня с мясом нельзя, завтра тебя вот этот столб
начнет соблазнять: "А чего это он тут стоит?"
- Нет. Не пойду. Простите.
И ведь не пошел.Мы с о.Ф. зашли в церковь вдвоем. А наш упертый сопутник побежал
к знакомому сторожу пристраивать сумку с мясом, да так и исчез. Я пошел смотреть
иконостас раннего о.Зинона. А о.Ф. неожиданно заснул.

Лет через пять я увидел мир уже в обратной перспективе: фотографии храмов на мясе.
У меня собралась целая коллекция: нарезка "докторской" колбасы с этикеткой
"Преображенский собор в г.Рыбинске", Останкинские сосиски с церковью Покрова
в Медведкове, охотничьи колбаски уже не помню с чем... Что-то вроде "абсолютного
знака качества". Вырезал я этикетки, наклеивал на створки кухни. Постепенно они
вылиняли от солнца, но я их не отрывал, пока изображения полностью не исчезли.
Я, как всегда, всё усложнил, а у других, я думаю, было просто: мясо - в рот
("и афедроном выходит вон"), Покров с Преображением - в ведро. Такое вот
потребленье-вкушенье духовно-осязательное. Многие годы на всех пакетах "Перекрёстка"
штамповали почему-то церковь Вознесения в Коломенском. Да, ту самую, где "Державную"
нашли. За пакет брали рупь. "На храм??" Летели потом эти пакеты - кто в небеса
пустые, а кто гроздьями в помойку. Особенно хороши были девушки, с утра увешанные
"вознесеньями" и тащившие переполненные мусором пакеты на выброс. (Не собирать же
их было дома для торжественного сожженья!)А затем пакеты с "Вознесеньем" вдруг
исчезли. Отстроились космодромы, банки, храмы, монастыри ("космонавтика - это вклад
Православия в мировую науку"), залипли в небе Москвы первые стеклянные башни.
Москва стала похожа где-то на Берлин, а где-то на Гонконг. Сожжены были усадьбы
Трубецких и Разумовских. Это, разумеется, было только начало, и до Судной Трубы
еще было далеко. Тогда "вознесенские" пакеты, выполнив, как и всякий реальный символ,
свою таинственную роль в судьбе мироздания, канули в небытие. Напомнили мне о том,
что земля - не более, чем пакет, а пакет - не более, чем земля с напечатанным
на ней храмом. Экпюрозис мира предсказывали многие: Будда, Гераклит, Апостол Петр,
Ориген, Экзюпери. Но я не знал, что он будет так прост: пакет - в огонь. Впрочем,
об апокатастазисе в другой раз.

Дело было в августе, три года назад... Ил. после причастия явился со словами: "Я иду! Спас
на меду!... А бывает Спас на вине? А бывает Спас на рыбе?" Говорю ему: "Есть яблочный
Спас..." - "В бывает рыба в виде яблока?" - "Есть рыба-игла", - отвечаю. - "А где у неё игла?" -
"А она ВСЯ как игла!"

Искушение новизной. И - наконец-то! - сплошные завалы, которые так и тянет порасчищать.

   Идут втроём.
   Вера держит в руке небольшой свиток: то развернёт его, то снова спрячет. Смотри, не потеряй...
   Надежда на голове несёт изящно хлеб и кувшин с водой. Раскачивается небо.
   Остальное - пускай несёт Любовь: она сильная и безотказная, справится... Вот и вся премудрость.