Круглой глыба была, из которой нас всех слепили,
древний хаос кипел, картошка легла в котёл,
круглым был дух, которым нас окропили,
круглые головы от тел отрывал орёл -
переварив тела, он им даровал бессмертье:
кости отрыгнуты, снова за труд - в полёт.
За немигающий солнечный взгляд, поверьте,
время нам фенечкой сердце не обовьёт -
снова восстанет плоть, а не открытка в конверте,
и облечётся в образ круглая красота,
вновь целованье, пир - забыв о лагерном лете,
мы побежим по круглому миру - открыть врата.
древний хаос кипел, картошка легла в котёл,
круглым был дух, которым нас окропили,
круглые головы от тел отрывал орёл -
переварив тела, он им даровал бессмертье:
кости отрыгнуты, снова за труд - в полёт.
За немигающий солнечный взгляд, поверьте,
время нам фенечкой сердце не обовьёт -
снова восстанет плоть, а не открытка в конверте,
и облечётся в образ круглая красота,
вновь целованье, пир - забыв о лагерном лете,
мы побежим по круглому миру - открыть врата.
Раскалённое от холода,
небо пусто. На проводах
ворон сидит одиноко.
Летят в закат
снегА с закраины крыш,
пакеты и аэробусы –
а истребители пытаются прочертить
белые непараллельные линии,
догоняющие пустоту,
но они – тоже тают; и деревья в снегу
растут неподвижно, словно олени
на гобелене январском –
и так далеко
до суетливой весны,
что хочется выть по-царски.
небо пусто. На проводах
ворон сидит одиноко.
Летят в закат
снегА с закраины крыш,
пакеты и аэробусы –
а истребители пытаются прочертить
белые непараллельные линии,
догоняющие пустоту,
но они – тоже тают; и деревья в снегу
растут неподвижно, словно олени
на гобелене январском –
и так далеко
до суетливой весны,
что хочется выть по-царски.
Илье Вевюрко
Дева входит во храм по ступеням.
Под ногами – созвезлья, Луна.
Кормит Иосиф ручных оленей,
Запряженных еще дотемна
В предзакатное Солнце. А маги
Ждут Звезды, как даос – вина.
И расплесканы капли влаги
Над Младенцем. Отца седина,
Винноцветный влас назорея –
Всё смешается. Не теперь.
Дух в предутреннем свете смеет,
И поет золотая дверь.
4.12.12
Дева входит во храм по ступеням.
Под ногами – созвезлья, Луна.
Кормит Иосиф ручных оленей,
Запряженных еще дотемна
В предзакатное Солнце. А маги
Ждут Звезды, как даос – вина.
И расплесканы капли влаги
Над Младенцем. Отца седина,
Винноцветный влас назорея –
Всё смешается. Не теперь.
Дух в предутреннем свете смеет,
И поет золотая дверь.
4.12.12
Когда старый дервиш,
в слоновой болезни кружась,
отпустит с ладони кипящую птицу –
когда монастырь и луна
с двух соседних вершин
узнают друг друга не по годам –
когда Даниил истолкует крылатого льва,
а сон тревожный к себе, как число, возвратится –
тогда Грифон с Виноградарем дадут всему имена,
тогда проснётся Адам.
23.11.12
в слоновой болезни кружась,
отпустит с ладони кипящую птицу –
когда монастырь и луна
с двух соседних вершин
узнают друг друга не по годам –
когда Даниил истолкует крылатого льва,
а сон тревожный к себе, как число, возвратится –
тогда Грифон с Виноградарем дадут всему имена,
тогда проснётся Адам.
23.11.12
I
Суд звона: колокол,
летящий вниз быстрее купола.
Суд мёда: воск, горящий заживо
в твоих метаниях.
Суд паука: на солнце
хрупкое беззвучие.
Ни одного несовершенства
в мирозданиях.
II
Брак пеликанов -
рыбокрылые запасники
чистейшей тягости, ударов
откровения.
Брак чернозобых
гагар -
узоры страсти и бесстрастия,
что помнят змеев
изначального творения.
У света-пламени
есть много точек чёрных:
икринок, колотых сердец
и звёзд в изгнании,
росинок маковых
и слов неутончённых…
Ни одного несовершенства
в мироздании.
22.11.12
Суд звона: колокол,
летящий вниз быстрее купола.
Суд мёда: воск, горящий заживо
в твоих метаниях.
Суд паука: на солнце
хрупкое беззвучие.
Ни одного несовершенства
в мирозданиях.
II
Брак пеликанов -
рыбокрылые запасники
чистейшей тягости, ударов
откровения.
Брак чернозобых
гагар -
узоры страсти и бесстрастия,
что помнят змеев
изначального творения.
У света-пламени
есть много точек чёрных:
икринок, колотых сердец
и звёзд в изгнании,
росинок маковых
и слов неутончённых…
Ни одного несовершенства
в мироздании.
22.11.12
Для
veritaserum_est
У врат Овечьих,
пустых колодцев,
средь роз, проросших
из крестоносцев –
сияют медью
не вполнакала
загадки, тайны,
щиты, зерцала.
Пророки разом
поотразились,
языки – смолкли,
а знанья – слились,
и пилигримы
пропели гимны
пещере ясной,
Мадонне зимней.
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
У врат Овечьих,
пустых колодцев,
средь роз, проросших
из крестоносцев –
сияют медью
не вполнакала
загадки, тайны,
щиты, зерцала.
Пророки разом
поотразились,
языки – смолкли,
а знанья – слились,
и пилигримы
пропели гимны
пещере ясной,
Мадонне зимней.
Лик запрокинув, руки разбросив вдаль –
молит ангел, да остановит вполнеба плывущую
птицу-дракона, крестиком клюв ее сложен
на вологодской вышивке: пережжены были все
на серебро, а одна уцелела – без серебра:
крылья встопорщены, тело – ладья, и – семиострый хвост
в птице внутри – снова павы, в них яйца, а в них снова павы,
и так без конца - противостаи
24.6.12
молит ангел, да остановит вполнеба плывущую
птицу-дракона, крестиком клюв ее сложен
на вологодской вышивке: пережжены были все
на серебро, а одна уцелела – без серебра:
крылья встопорщены, тело – ладья, и – семиострый хвост
в птице внутри – снова павы, в них яйца, а в них снова павы,
и так без конца - противостаи
24.6.12
В день летнего солнцестоянья,
когда соседи враз угомонились, я вышел на балкон
и вспомнил о тебе. В вечернем свете
архангельская доска резная была как зеркало – с землей,
и четырьмя ветрами,
и солнцем.
Визжали дети, как стрижи, затем – заплакали:
травокосильщик бился в кустах, как шмель.
В хрустальном полушарье распускались лилии,
И запах – длился, как июль,
а камни – ждали: вот из Кесарии
завихренный кусочек лавы,
вот крымский палец и синайский щит,
из Белозерья – камень цвета кости
святого, из Анависсоса – Платонов космос,
весь в треугольниках животворящих
и напряженьях сил.
Две странных рыбы в позе поклоненья -
евхаристическим хлебам? Огню? Он часто нас испытывал
на прочность. И теперь – нас отпустил
в круги лазури, той, что пребывает лишь в твоих краях,
где ясен горизонт и даже зубцами кипарисов не расколот.
когда соседи враз угомонились, я вышел на балкон
и вспомнил о тебе. В вечернем свете
архангельская доска резная была как зеркало – с землей,
и четырьмя ветрами,
и солнцем.
Визжали дети, как стрижи, затем – заплакали:
травокосильщик бился в кустах, как шмель.
В хрустальном полушарье распускались лилии,
И запах – длился, как июль,
а камни – ждали: вот из Кесарии
завихренный кусочек лавы,
вот крымский палец и синайский щит,
из Белозерья – камень цвета кости
святого, из Анависсоса – Платонов космос,
весь в треугольниках животворящих
и напряженьях сил.
Две странных рыбы в позе поклоненья -
евхаристическим хлебам? Огню? Он часто нас испытывал
на прочность. И теперь – нас отпустил
в круги лазури, той, что пребывает лишь в твоих краях,
где ясен горизонт и даже зубцами кипарисов не расколот.
(no subject)
Nov. 24th, 2009 02:36 pm* * *
Памяти А.М.Ремизова (1877-24.11.1957)
Бегите в горы, где Ангелы примут вас в свои крепкие руки -
поставят вас прямо к солнцу дивными деревами, и поцелуют секиру,
лежащую у корней.
Бегите в море, куда корабли давно уже слили всю горечь мира - и рыба проходит сквозь сеть.
Скройтесь под землю: там сердце вскипает - скоро по этой лаве побегут острова,
и материки слетят со своих мест.
А внутри солнца - спрятаться вам не след: Ангел стоит на солнце.
24.11.09 Москва
Памяти А.М.Ремизова (1877-24.11.1957)
Бегите в горы, где Ангелы примут вас в свои крепкие руки -
поставят вас прямо к солнцу дивными деревами, и поцелуют секиру,
лежащую у корней.
Бегите в море, куда корабли давно уже слили всю горечь мира - и рыба проходит сквозь сеть.
Скройтесь под землю: там сердце вскипает - скоро по этой лаве побегут острова,
и материки слетят со своих мест.
А внутри солнца - спрятаться вам не след: Ангел стоит на солнце.
24.11.09 Москва