Любомудры о Шеллинге: Владимир Соловьёв
Oct. 17th, 2009 12:04 am(О.Сергей Соловьёв, на основании перешедших к нему рукописей своего дяди, передает так):
"Мировой процесс безусловно необходим и целесообразен. Случайность и произвол только
в человеческом невежестве. Доселе (до меня) теософические системы, обладавшие духовными
основами, не имели истинной идеи мирового процесса; они или совсем игнорировали его
(неоплатонизм, Сведенборг), или же допускали в нем элемент случайности и произвола
(грехопадение), Каббала, Бэме, и те и другие получали в результате чертей и вечный ад.
С другой стороны, философские системы, имевшие настоящее понятие о мировом процессе
как необходимом без всякого произвола, лишены были духовных основ. Поэтому у них процесс
являлся или чисто идеальным и даже абстрактно-логическим (Гегель), или же чисто натуральным
(эволюционный материализм), некоторые же соединяли идеализм с натурализмом (натурфилософия
Шеллинга, система Гартмана), но вследствие отсутствия духовных основ даже эти последние,
сравнительно совершенные системы не могли определить истинной цели и значения процесса,
ибо цель эта... духовное божество мира.
В последней своей системе Шеллинг с логическим понятием процесса соединяет некоторое,
хотя весьма неполное и довольно случайное, представление о духовных началах; поэтому и цель
процесса получает у него довольно удовлетворительное объяснение; отсюда же у него, вместе
с признанием конкретного духовного мира, как у Бэма и Сведенборга, - отсутствие чертей и ада,
почему Шеллинг и есть настоящий предтеча вселенской религии. Учения Бэма и Сведенборга
суть полное и высшее теософическое выражение старого христианства. Положительная
философия Шеллинга есть первый зародыш, слабый и несовершенный, нового христианства
или вселенской религии Вечного Завета.
Каббала и неоплатонизм.
Бэме и Сведенборг.
Шеллинг и я.
Неоплатонизм - Каббала - Закон (Ветхий Завет)
Бэме - Сведенборг - Евангелие (Новый Завет)
Шеллинг - я - Свобода (Вечный Завет)".
"Мировой процесс безусловно необходим и целесообразен. Случайность и произвол только
в человеческом невежестве. Доселе (до меня) теософические системы, обладавшие духовными
основами, не имели истинной идеи мирового процесса; они или совсем игнорировали его
(неоплатонизм, Сведенборг), или же допускали в нем элемент случайности и произвола
(грехопадение), Каббала, Бэме, и те и другие получали в результате чертей и вечный ад.
С другой стороны, философские системы, имевшие настоящее понятие о мировом процессе
как необходимом без всякого произвола, лишены были духовных основ. Поэтому у них процесс
являлся или чисто идеальным и даже абстрактно-логическим (Гегель), или же чисто натуральным
(эволюционный материализм), некоторые же соединяли идеализм с натурализмом (натурфилософия
Шеллинга, система Гартмана), но вследствие отсутствия духовных основ даже эти последние,
сравнительно совершенные системы не могли определить истинной цели и значения процесса,
ибо цель эта... духовное божество мира.
В последней своей системе Шеллинг с логическим понятием процесса соединяет некоторое,
хотя весьма неполное и довольно случайное, представление о духовных началах; поэтому и цель
процесса получает у него довольно удовлетворительное объяснение; отсюда же у него, вместе
с признанием конкретного духовного мира, как у Бэма и Сведенборга, - отсутствие чертей и ада,
почему Шеллинг и есть настоящий предтеча вселенской религии. Учения Бэма и Сведенборга
суть полное и высшее теософическое выражение старого христианства. Положительная
философия Шеллинга есть первый зародыш, слабый и несовершенный, нового христианства
или вселенской религии Вечного Завета.
Каббала и неоплатонизм.
Бэме и Сведенборг.
Шеллинг и я.
Неоплатонизм - Каббала - Закон (Ветхий Завет)
Бэме - Сведенборг - Евангелие (Новый Завет)
Шеллинг - я - Свобода (Вечный Завет)".
Любомудры о Шеллинге: Иван Киреевский
Oct. 16th, 2009 12:07 am"Новых философских знаменитостей уже не видно -- и вряд ли они уже возможны.
Но последняя система Шеллинга не могла еще иметь настоящего действия на умы, потому что соединяет в себе две противуположные стороны, из которых одна несомненно истинная, а другая почти столько же несомненно ложная: первая -- отрицательная, показывающая несостоятельность рационального мышления; вторая -- положительная, излагающая построение новой системы. Но эти две стороны не имеют между собой необходимой связи и могут быть отделены одна от другой -- и непременно будут отделены. Тогда отрицательное влияние Шеллингова мышления будет еще несравненно сильнее. Убедившись в ограниченности самомышления и в необходимости божественного откровения, хранящегося в предании, и вместе с тем в необходимости живой веры как высшей разумности и существенной стихии познавания, Шеллинг не обратился к христианству, но перешел к нему естественно, вследствие глубокого и правильного развития своего разумного самосознания, ибо в основной глубине человеческого разума, в самой природе его заложена возможность сознания его коренных отношений к Богу. Только оторвавшись от этой существенной глубины или не достигнув ее, может мысль человеческая кружиться в отвлеченном забвении своих основных отношений. Шеллинг же по своей врожденной гениальности и по необычайному развитию своего философского глубокомыслия принадлежал к числу тех существ, которые рождаются не веками, но тысячелетиями. Но, стремясь к божественному откровению, где мог он найти его чистое выражение, соответствующее его разумной потребности веры? Быв от рождения протестантом, Шеллинг был, однако же, столько искренен и добросовестен в своих внутренних убеждениях, что Не мог не видеть ограниченности протестантизма, отвергающего предание, которое хранилось в римской церкви, и часто выражал это воззрение свое; так что долгое время по Германии ходили слухи, что Шеллинг перешел к римской церкви. Но Шеллинг так же ясно видел и в Римской церкви смешение предания истинного с неистинным, божественного с человеческим. Тяжелое должно быть состояние человека, который томится внутреннею жаждою божественной истины и не находит чистой религии, которая бы могла удовлетворить этой всепроникающей потребности. Ему оставалось одно: собственными силами добывать и отыскивать из смешенного христианского предания то, что соответствовало его внутреннему понятию о христианской истине. Жалкая работа сочинять себе веру! Здесь руководствовался он не одними умозрительными соображениями, которых недостаточность так ясно сознавал, но кроме Священного писания искал опоры для мысли в действительном богосознании всего человечества, во сколько оно сохраняло предание первобытного божественного откровения человеку. В мифологии древних народов находил он следы хотя искаженного, но не утраченного откровения. То существенное отношение к Богу, в котором находилось первое человечество, распадаясь на различные виды сообразно разветвлению различных народностей, в каждой народности являлось в особой ограниченной форме, и этою особою формою богосознания определяло самую особенность народности. Но внутри всех этих более или менее искажающих ограничений оставались неизменные черты общего существенного характера откровения. Согласие этих общих внутренних и основных начал каждой мифологии с основными началами христианского предания выражало для Шеллинга чистую истину божественного откровения. Такой взгляд на историю человеческих верований мог бы быть весьма питателен для христианской мысли, если бы она предварительно уже стояла на твердом основании. Но неопределенность предварительного убеждения и вместе неопределенность внутреннего значения мифологии, подлежащих более или менее произвольному толкованию изыскателя, были причиною, что Шеллингова христианская философия явилась и не христианскою и не философией: от христианства отличалась она самыми главными догматами, от философии -- самым способом познавания. К тому же, требуя истины существенной, основанной не на отвлеченном умозрении, но на мышлении, проникнутом верою, Шеллинг не обратил внимания на тот особенный образ внутренней деятельности разума, который составляет необходимую принадлежность верующего мышления. Ибо образ разумной деятельности изменяется смотря по той степени, на которую разум восходит. Хотя разум один и естество его одно, но его образы действия различны, так же как и выводы, смотря по тому, на какой степени он находится, и какая мысль лежит в его начале, и какая сила им движет и действует. Ибо эта движущая и оживляющая сила происходит не от мысли, предстоящей разуму, но из самого внутреннего состояния разума исходит она к мысли, в которой находит свое успокоение и чрез которую уже сообщается другим разумным личностям. Эта внутренняя природа разума обыкновенно ускользает от внимания западных мыслителей. Привыкнув к мышлению отвлеченно-логическому, где все знание зависит от формального развития предмета мышления и где весь смысл поглощается выразимою стороною мысли, они не обращают внимания на ту внутреннюю силу ума, которая в предметах живого знания, превосходящего формальность логического сцепления, совершает движение мышления, постоянно сопровождает его, носится, так сказать, над выражением мысли и сообщает ей смысл, не вместимый внешним определением, и результаты, не зависимые от наружной формы. Потому в писаниях св. отцов искал Шеллинг выражения богословских догматов, но не ценил их умозрительных понятий о разуме и о законах высшего познавания. По этой причине положительная сторона его системы, не имея внутреннего характера верующего мышления, хотя мало нашла сочувствия в Германии, но еще менее может найти его в России. Ибо Россия может увлекаться логическими системами иноземных философий, которые для нее еще новы; но для любомудрия верующего она строже других земель Европы, имея высокие образцы духовного мышления в древних св. отцах и в великих духовных писаниях всех времен, не исключая и настоящего Зато отрицательная сторона Шеллинговой системы, обнимающая несостоятельность рационального мышления, вряд ли может быть так беспристрастно оценена в Германии, сроднившейся с своим отвлеченным и логическим мышлением, как в России, где, после первого юношеского увлечения чужою системою, человек свободнее может возвратиться к существенной разумности -- особенно когда эта существенная разумность согласна с его историческою своеобразностию. Потому я думаю, что философия немецкая в совокупности с тем развитием, которое она получила в последней системе Шеллинга, может служить у нас самою удобною ступенью мышления от заимствованных систем к любомудрию самостоятельному, соответствующему основным началам древнерусской образованности и могущему подчинить раздвоенную образованность Запада цельному сознанию верующего разума".
Любомудры о Шеллинге: Одоевский
Oct. 14th, 2009 11:14 pmМного толковали о судьбе, о цели человечества, о прогрессе и проч. т. п. Но все сии толкования производились с точки зрения народа, среди которого родился писатель. Знакомый лишь с элементами своего народа, он к ним приравнивал жизнь каждого другого. Западные писатели, не находя своих элементов, не понимают Северо-Востока; Северо-Восток по сей же причине осуждает на смерть Запад. Оно понятно: ни та, ни другая сторона не находят в другой тех элементов, в которых она привыкла видеть условия жизни. Великий, доселе вполне не оцененный подвиг Петра привил к славянским стихиям стихии западные. Запад ожидает еще Петра, который бы привил к нему {В подлиннике ошибочно: "к ней", - Ред.} стихии славянские, оттого страждет Запад, ибо тогда только образуется полнота человеческой жизни. Взгляните на его историческое развитие. Его характер: борьба и разрозненность. Славянский мир, пространством превосходящий Запад. был забыт, а в нем скрывается сила, необходимая Западу: чувство единства, которое во всей славянской истории является как постоянная формула уравнения, к которому окончательно приводятся все буквы, через какие бы изменения они ни проходили. Другая стихия, не менее важная - это то, что во всей вседневной жизни мы называем беспечностью и что в высшем своем значении есть вера в свою силу, почти не существующая в Европе, где жизнь почти без надежды на будущее. Неохотно организм принимает чуждые ему стихии, привыкший к одной пище, как бы ни была она груба, с трудом привыкает к другой, даже более питательной. Но есть верные признаки стремления Запада к Северо-Востоку. Это стремление невольно, но вырабатывается само собою Западом без сознания, против его убеждений. Сей признак я вижу в состоянии двух исповеданий, издавна разделенных. Запад: папизм клонится к протестантизму, протестантизм к папизму, т. е. каждое к своему отрицанию. Каждое из сих исповеданий на пути к другому старается дать формулу своим понятиям, и эта формула есть не что иное, как приближение к нашей церкви: как видно, недаром ежедневно молятся о соединении церквей. Один из весьма замечательных мыслителей Германии, Кениг, в своих изысканиях прочно попал на этот путь, не имея понятия о Восточной церкви и никак не предполагая к ней приблизиться. Знаменитый Баадер
прямо выговорил эту мысль. Шеллинг на том же пути.
(В.Ф.Одоевский. Элементы народные)
прямо выговорил эту мысль. Шеллинг на том же пути.
(В.Ф.Одоевский. Элементы народные)