Несбывшийся

[hoddion]

Пир у помощника столоначальника

оборачивается похоронами

английского короля Эдуарда VIII,

«дедушки всех европейских королей»,

лет эдак через сто после поражения «Зверя»-Наполеона.

Акакия Акакиевича – заласкали… И позабыли.

В темной шинели (вдруг чудится серая – солдатская!)

он осторожно бежит домой.

Его грабят посреди площади,

на которой он сам в Ильин день

(дайте только срок) объявит войну

новому «зверю»,  Вильгельму

(О, эта сияющая «Черногория»!

 И единый порыв! Иконы! И дамы, как молнии!)

Шинель – сорвана, на глазах у великих князей,

убивших Григория (значит, не зря рыба на кухне чадила!).

Стало очень просторно – страшно свободно –

и холодно по-сибирски. «Ружьё! Вот бы оно пригодилось сейчас!»

Но нет ружья, оно утонуло в теплых морях,

под Константинополем, иль в Мазовецких болотах.

Акакий Акакиевич, все потерявший, кроме имени,

видит: у памятника Петру (на Сенатской, не в Таганроге)

отрезаны голова и конский хвост,

к которому по-чингисханьи

привязан был град Питербурх.

Выход один – вот Нева...

Стоит в чистом поле на льду

святой Серафим, старичок Саровский,

А на коленях пред ним –

«прими мою душу!» -

потешный, несбывшийся,

«патриарх всей Руси»

Иов беззлобный,

первый и последний.