Я знаю другой жертвенник...

Все уступит скорее, нежели любомудрый. Это осел дикий в пустыне, как говорит Иов, ничем не связанный и свободный, посмеивается городскому многолюдству стужания и не слышит криков погонщика (Иов.39:7). Это единорог — животное самовольное. Захочет ли служить тебе и переночует ли у яслей твоих (Иов.39:9), подведешь ли его под ярмо? — Когда лишен он будет всего на земле, — у него готовы крылья, как у орла, он возвратится в дом настоятеля своего, воспарит к Богу. Скажу кратко: непреодолимы только Бог и Ангел, а в-третьих, — человек любомудрый, невещественный в веществе, неограниченный в теле, небесный на земле, бесстрастный в страданиях, всему уступающий победу, кроме самомнения, и тех, которые думают овладеть им, побеждающий своим низложением.

Не допустят к жертвенникам? — Но я знаю другой жертвенник, образом которого служат ныне видимые жертвенники, на который не восходили ни орудие, ни руки каменотеса, на котором не слышно железа (3Цар.6:7), которого не касались художники и хитрецы, но который весь — дело ума, и к которому восходят созерцанием. Ему буду предстоять я, на нем пожертвую приятное Богу (Лев.1:5), — и жертву, и приношение, и всесожжения, настолько же лучшие приносимых ныне, насколько истина лучше тени. О нем, как думаю, любомудрствует и великий Давид, говоря: и подойду я к жертвеннику Бога, веселящего духовную юность мою (Пс.42:4). От этого жертвенника не отвлечет меня никто, сколько бы ни желал. Изгонят из города? — Но не изгонят вместе и из того града, который горе. Если же это смогут сделать мои ненавистники, то действительно победят меня. А доколе не в силах сделать этого, дотоле брызжут только в меня водой и бьют ветром, или забавляются сновидениями. Так я смотрю на их нападения! (Григорий Богослов, Слово 26).

Боюсь еще и псов...

Боюсь еще и псов, которые усиливаются стать пастырями, и, что особенно странно, ничего не приносят в пастырское звание кроме того, что остригают волосы, которые не на добро растили. Они и псами не остались и пастырями не сделались, а только расхищают, рассыпают и разрушают чужой труд. Потому что всегда легче — повредить, нежели сохранить; и человек рождается, говорит Иов (Иов.5:7), и корабль строится, и дом созидается с трудом; но одного убить, другой разрушить, третий сжечь может всякий, кто захочет. Итак, да не думают много о себе те, которые приставили к стаду псов; они не могут сказать, что приобрели или спасли, хотя одну овцу. Ибо упражнявшиеся в худом не научились делать добра. Если же они истребляют стадо; то это делает и небольшая буря, и легкая болезнь, и один внезапно напавший зверь. Итак, да перестанут они хвалиться своим бесславием, а если могут, да перестанут делать зло, да поклонятся, припадут и восплачут перед Господом, сотворившим их (Пс.94:6), и да присоединятся к стаду те из них, которые еще не вовсе неисцелимы.

Это говорю вам я — пастырь робкий и осмотрительный, которого за осторожность укоряют в бездеятельности. Ибо я не из числа пастырей, которые млеко едят, волной одеваются, тучное заколают, а стада не пасут (Иез.34:3—4), или продают и говорят: благословен Господь, я обогатился (Зах.11:5), которые пасут самих себя, а не овец (Григорий Богослов. Слово 26).

Это о кинике Максиме, которого любил и ввел в свой дом сам Григорий Богослов, считая его
подвижником и христианским философом. Египтяне, приплыв в Константинополь, тайно поставили
вместо святого Григория - Максима, чтобы показать свое первенство.

Однако здесь "пёс" вырос до символа.

Дионисий и Симеон

Для Дионисия высшим гнозисом обладает епископ - в силу посвящения. Для Симеона само по себе
посвящение еще недостаточно, надо умно и знательно снискать св.Духа, облечься в Него, неслитно
с ним слиться, и тогда - неважно, епископ ты или нет. Дионисий имеет в виду не самодостаточность
таинств. Для него просто нет никакой особой человеческой иерархии, есть одна Божественная.
Если Бог человека создал, избрал, человек это избрание принял и определился с местом и своим
деланием - всё, Бог его посвящает, через таких же избранных и посвященных. Полный объективизм.
И при этом никакой статики, всё очень динамично.

Симеон через тысячу или пятьсот лет, это неважно, после Дионисия - прочувствовал и явил иное
видение иерархии.

Хотя стоят они, по-моему, на одном основании.