Умирающий сфинкс...
Oct. 22nd, 2009 12:25 pmУ Александра Первого,
прочитавшего из всего Евангелия один Апокалипсис
накануне 1812 года -
было стойкое чувство самодержавной пустоты,
зияющей и светлой, спрятанное глубоко внутри;
и никакие мистицизмы, никакое "внутреннее христианство"
его не могли развеять. То он казался себе
чуть ли не Всадником с тремя диадимами на голове,
на бедре коего написано "Слово Божие" -
повергающим в бездну севера Зверя-Наполейона
со всем его европейским воинством;
то оказывался он покровителем и закадычным другом
"зверя Рысь", как метко прозвал Фотий князя Голицына,
министра "сугубого затмения"...
"И если свет, который в тебе - тьма, то что же тьма?" -
этот вопрос Александр старался не задавать себе,
но он упорно пробивался "сверху и одновременно изнутри".
Император сам для себя стал "умирающим сфинксом",
и здесь не при чём ни масоны, ни Филарет, ни Лабзин.
Он хотел умереть - и не мог умереть;
хотел спасти мир - и вроде бы спас...
Обманувшийся спаситель сам нуждался в спасении...
Эдипом, разгадавшим Александра,
оказался не Пушкин, а Аракчеев:
"Э, да это просто измаявшийся человек,
больше всего на свете нуждающийся
в простом и верном друге..."
Таким другом для царя в последний год жизни
стала его жена Елизавета Алексеевна:
она одна могла ему помочь уйти так,
чтобы загадать всему миру неразрешимую загадку...
прочитавшего из всего Евангелия один Апокалипсис
накануне 1812 года -
было стойкое чувство самодержавной пустоты,
зияющей и светлой, спрятанное глубоко внутри;
и никакие мистицизмы, никакое "внутреннее христианство"
его не могли развеять. То он казался себе
чуть ли не Всадником с тремя диадимами на голове,
на бедре коего написано "Слово Божие" -
повергающим в бездну севера Зверя-Наполейона
со всем его европейским воинством;
то оказывался он покровителем и закадычным другом
"зверя Рысь", как метко прозвал Фотий князя Голицына,
министра "сугубого затмения"...
"И если свет, который в тебе - тьма, то что же тьма?" -
этот вопрос Александр старался не задавать себе,
но он упорно пробивался "сверху и одновременно изнутри".
Император сам для себя стал "умирающим сфинксом",
и здесь не при чём ни масоны, ни Филарет, ни Лабзин.
Он хотел умереть - и не мог умереть;
хотел спасти мир - и вроде бы спас...
Обманувшийся спаситель сам нуждался в спасении...
Эдипом, разгадавшим Александра,
оказался не Пушкин, а Аракчеев:
"Э, да это просто измаявшийся человек,
больше всего на свете нуждающийся
в простом и верном друге..."
Таким другом для царя в последний год жизни
стала его жена Елизавета Алексеевна:
она одна могла ему помочь уйти так,
чтобы загадать всему миру неразрешимую загадку...