Флоренский о молитве

[hoddion]

"Призвал Бога - но - для того, чтобы объяснить Ему свои высокие намерения;
открылся - но ровно настолько, чтобы блеснуть своим смирением и сейчас же
захлопнуть дверь в свое сердце. Нарочитость призыва, если не всегда,
то чаще всего, сознательность его, есть признак неположительный;
напротив, полу-сознательный, а то и вовсе бессознательный призыв
имени Божия вовсе не так низко, как это делается при отвлечённых
обсуждениях. Когда больной, в бреду, или умирающий, в агонии,
уже явно бессознательно шепчет имя Божие, мы бываем растроганы,
мы видим в этом - и даже именно в самой бессознательности призывания -
нечто высокое, духовно-победное; - как-то даже лучше, что это бессознательно,
заведомо без рефлексии, без самооглядки; мы верим, это не всуе.
Бессознательный не значит неразумный. Даже у нетрезвого на устах
имя Божие представляется нам как-то снимающим вину, по крайней мере,
тяжесть осуждения с него, как-то парализующим то дурное, что принесло 
с собою вино. Не без причины в бесчисленном множестве случаев, рассказываемых
народом, отчасти известных каждому из личного опыта, вошедших в сказки
и одобряемых церковным сознанием, крестному знамению, как говорится,
"по привычке", "автоматически" или "механически" совершаемому опьяневшим
человеком, и призыванию имени Божия, сорвавшемуся с языка, якобы случайно,
т.е. несознательно произнесенному, приписывается благодатная помощь, не раз
спасавшая от неминуемой гибели - злых ли людей, какой-нибудь случайности,
опасности или темного наваждения" (о.П.Флоренский, "Философия культа",  IX.8).