Море из детства

Море не знает прозы, оно говорит:

Асов азы,
берсерков бремя,
вера вандалов,

гул Галилеи,
гуннов разбег,
ересь евреев,

дани дулебов,
норны норманнов,
персы и греки,

Рима миры,
ясность атлантов,
яма Ямато...

* * *

Прямо из детства: лежишь днем, спать не хочется, и на улицу по тридцатипятиградусной жаре тоже не очень, до горечи во рту всматриваешься в потолок, в ковер, в царапины и узоры на обоях, в корешки книг – и чувствуется такая тонкая тоска, что понимаешь: «Август», и читаешь: «Тнуб ритовп иальнеарост» в непонятном тебе журнале или на обложке любимой книги: «Енул ан кисонрук». А взгляд бежит, бежит по многотомным лесам Лескова, по тонкому затрепанному Толстому или по досточкам Досоевского. Чехов зовет пить жидкий чай. По радио кто-то всхлипывает: «Анджело…». Мама забыла выключить перед тем, как уйти спать в душную комнату со старинным зеркалом.
Хорошо, у кого есть море – он не знает такой тоски: можно плюнуть на язык, на литературу, на смерть – прозреть и пойти гулять во двор, заплетенный виноградом, пока не спадет жара и не двинутся тени. А ты с ними двинешься к морю, и оно покажет тебе язык. Новый, неслыханный язык