От жары остается литое небо, не междометья.
Череп, тоньше, чем сталь, не ответит за сны-слова.
Я спускался по руслу сухой реки, там, где ветер,
принимающий облик льва,
кружит в хищном сиянье, заносит тело Марии,
то облизывает мне губы, то вьется ниц,
и, хотя я его не звал – чтоб его похвалили,
посылает подальше львиц
и ненастливым шепотом, смехом гиен облаян,
ловит орикса и, разрывая ручей, заставляет быть,
я здесь гость – а он раздающий венки хозяин,
в его пасти – багряная кисть.
Череп, тоньше, чем сталь, не ответит за сны-слова.
Я спускался по руслу сухой реки, там, где ветер,
принимающий облик льва,
кружит в хищном сиянье, заносит тело Марии,
то облизывает мне губы, то вьется ниц,
и, хотя я его не звал – чтоб его похвалили,
посылает подальше львиц
и ненастливым шепотом, смехом гиен облаян,
ловит орикса и, разрывая ручей, заставляет быть,
я здесь гость – а он раздающий венки хозяин,
в его пасти – багряная кисть.