В полдень

В полдень над Ново-Девичьим полярное солнце,
Словно кварцевая лампа.
Вечнозеленый вяз светоносен сильнее.
Кругом средь надгробий раскопанные коммуникации –
Трубы наружу, а чудится, будто
Эксгумируют Тургеневых или Духовских.
Девчонки в кислотного цвета куртках
Втроем штурмуют с воплями «Эээээээй!»
Запертый собор. Тихо текут австрийцы,
Лепеча что-то на языке Тракля. И улыбаясь,
Посверкивают очками. Две итальянки
Вскрикнули и прошли мимо,
Формами своими затмевая скульптуры.
Солнечные часы наконец улыбнулись
И отразили теневое время. На дубовых листьях
Драгоценная роса от растаявшего снега.
Одинокий грач, как всегда, в полете.
Хочется вникнуть в это, и не слегка, а остаться здесь
На весь день. Но холод гонит меня дальше.

Das Da zu Sein

Да, еще с духоносного мая прошлого года я хожу на металлических, сложносоставных, они раскручиваются и позвякивают на ходу. Теперь я словно кузнец. Сегодня на углу Среднего Кисловского и Калашного услышал эхо от своих тростей и засмеялся: «Давно тут не было кузнецов!» Алёша Прокопьев читал свою «Метафизику одежды» и затем Транстрёмера. Великий Транс нагнал на народ что-то вроде гипноза. И все оживились, когда «по просьбам» Алёша взял да и зачёл раннего Георга Гейма с его мертвецами-слепыми-хромыми-огогого-огнём-ну-вот-и-Крест внесли-теперь уж всем конец! Я ушёл.
Давно не был на «Арбатской». В куполе ее красная, жгучая пентаграмма, да еще с шестернёй. В неизменной своей шапке с коптскими крестами двинулся я вниз, по лестнице амфитеатром, и дальше с перилами и без перил. За последние два месяца я излазил кольцо и три ветки метро и могу наконец выразиться. Да бытийствуют вечные киоски с надписями: «Изделия из драгоценных металлов выдаются строго под залог». Да здравствует здесь-переход на Проспекте Мира, где меня, идущего по стеночке и радующегося какому-то розовому авантюрину, вдавливают в себя, а я умудряюсь быть. И там-переход на Киевской (с голубой на кольцевую), где эскалатор несется, сход с него усыпан использованными билетами и смятыми банками из-под коктейлей. И о эти напоминающие Италию полы-колонны, за которые мне не уцепиться, и заросший до глаз молодой чечен, помогающий мне подняться на последнюю ступень. И дорожка от неведомого человека – унесшего кофе и расплескавшего его по всему пути, проследить до конца я не успел, видимо, он вынес свой горячий напиток бытия к вокзалу, а мне туда не след, не просвет. И, наконец, указатели: выход к площади Похищенной Европы и на Б.Дорогомиловскую, а у меня по белой стене скользит рука, вот уж точно придется лететь, и вдруг о чудо – в стене полукольцо, будто вбитое прошедшим здесь скалолазом, и я хватаюсь за него, и мчусь домой, на Октябрьскую. В метро мне теперь не уступают место, «там где Дао потеряно, все время твердят о законах и правилах», в метро это слышать уже просто не могу, да и не надо, научился стоять, и позвоночнику легче, и мыслей нет или они круты. А затем я подзаметил – just I say goodbye to my angel, тут же мне начинают уступать место и усаживать. Этой осенью – так.