![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Памяти Михаила Гаспарова
Оригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
nandzed в Памяти Михаила Гаспарова
nandzed в Памяти Михаила ГаспароваСегодня годовщина его смерти... Великий учёный ум
в области литературы нашего мира и его истории.
Переводчик Цицерона, Овидия, Горация, Пиндара, Аристотеля.
Каждому времени нужно хотя бы несколько таких людей...
"Все, кто знает Михаила Леоновича, поймут, из каких слагаемых образовалась эта легенда. Прежде всего, конечно, из невероятной для одного человека продуктивности. Факт такого количества ювелирно проработанных текстов требовал объяснения. Один человек, даже если он ни на что другое — на сон, обед и т.д. — не отвлекался, не мог бы всего этого сделать.
...Одним из страннейших его свойств была прямота и простота ответов на любые — и неудобные для обыкновенных людей – вопросы. Так, однажды, вспомнив место какой-то цитаты – не только страницу, но и расположение на странице («строк 5—7 снизу») — и услышав изумленную реакцию: «Видимо, вы совсем недавно читали эту книгу!» — он отвечал без выражения: «Эту книгу я читал в мае 1958 года» (время разговора — не раньше 1978 года). «И так запомнили!» «Вероятно, я очень мало читал с тех пор».
Казалось, он был готов дать отчет во всем. И явно делал это не в первый раз. Прежде, чем перед очередным собеседником, он успел отчитаться во всем перед собой. Он очень много знал о себе — потрудился узнать — и потому об очень многом догадывался в других. Это мгновенное понимание и предугадывание твоих слов и действий можно было принять за редкую учтивость или за очень обширное сочувствие. Но, решусь предположить, больше всего это было плодами неслыханного аскетизма, самоупразднения, своего рода столпничества. Кроме всех своих конкретных и каторжных работ Михаил Леонович Гаспаров взял на себя огромный общий труд, который можно было бы сравнить с «исправлением имен»: он начал культурную битву с невнятностью, с недомыслием, невнимательностью, с машинальным употреблением слов, чувств, методов, мнений. «Вы сказали два слова подряд: абсурдный и бессмысленный. Я не уверен, что второе выражает то, что вы имели в виду», — заметил он мне однажды, после сказанной вчерне, кое-как, фразы, из тех, которые и сам ты не слушаешь, и надеешься, что никто не слушает. Михаил Леонович слушал, не пропуская, — и давал понять, что ты говоришь слышимые слова, что безответно такое не пройдет. Это была суровая школа. «Если я зашел за Геркулесовы столпы здравого смысла, то шел я по вашим стопам», — заметил он, когда я не согласилась с его пониманием другого моего высказывания. Нужно ли говорить, с каким чудовищем нашей традиции он вел свою войну? И было ли что-нибудь более насущно, чем такое усилие освободить себя и других от нарциссизма, халтуры, развязности, самопощады и грубой слепоты пристрастий — ото всей этой мути, в которой захлебываются российская мысль и слово?" (Ольга Седакова)
Моя любимая на данном этапе книга:
в области литературы нашего мира и его истории.
Переводчик Цицерона, Овидия, Горация, Пиндара, Аристотеля.
Каждому времени нужно хотя бы несколько таких людей...
"Все, кто знает Михаила Леоновича, поймут, из каких слагаемых образовалась эта легенда. Прежде всего, конечно, из невероятной для одного человека продуктивности. Факт такого количества ювелирно проработанных текстов требовал объяснения. Один человек, даже если он ни на что другое — на сон, обед и т.д. — не отвлекался, не мог бы всего этого сделать.
...Одним из страннейших его свойств была прямота и простота ответов на любые — и неудобные для обыкновенных людей – вопросы. Так, однажды, вспомнив место какой-то цитаты – не только страницу, но и расположение на странице («строк 5—7 снизу») — и услышав изумленную реакцию: «Видимо, вы совсем недавно читали эту книгу!» — он отвечал без выражения: «Эту книгу я читал в мае 1958 года» (время разговора — не раньше 1978 года). «И так запомнили!» «Вероятно, я очень мало читал с тех пор».
Казалось, он был готов дать отчет во всем. И явно делал это не в первый раз. Прежде, чем перед очередным собеседником, он успел отчитаться во всем перед собой. Он очень много знал о себе — потрудился узнать — и потому об очень многом догадывался в других. Это мгновенное понимание и предугадывание твоих слов и действий можно было принять за редкую учтивость или за очень обширное сочувствие. Но, решусь предположить, больше всего это было плодами неслыханного аскетизма, самоупразднения, своего рода столпничества. Кроме всех своих конкретных и каторжных работ Михаил Леонович Гаспаров взял на себя огромный общий труд, который можно было бы сравнить с «исправлением имен»: он начал культурную битву с невнятностью, с недомыслием, невнимательностью, с машинальным употреблением слов, чувств, методов, мнений. «Вы сказали два слова подряд: абсурдный и бессмысленный. Я не уверен, что второе выражает то, что вы имели в виду», — заметил он мне однажды, после сказанной вчерне, кое-как, фразы, из тех, которые и сам ты не слушаешь, и надеешься, что никто не слушает. Михаил Леонович слушал, не пропуская, — и давал понять, что ты говоришь слышимые слова, что безответно такое не пройдет. Это была суровая школа. «Если я зашел за Геркулесовы столпы здравого смысла, то шел я по вашим стопам», — заметил он, когда я не согласилась с его пониманием другого моего высказывания. Нужно ли говорить, с каким чудовищем нашей традиции он вел свою войну? И было ли что-нибудь более насущно, чем такое усилие освободить себя и других от нарциссизма, халтуры, развязности, самопощады и грубой слепоты пристрастий — ото всей этой мути, в которой захлебываются российская мысль и слово?" (Ольга Седакова)
Моя любимая на данном этапе книга:
PS
хотя и покрестился в конце жизни по настоянию друзей, чтобы они могли его поминать. О Слове и "бесконечной цепочке" они немало спорили с Бибихиным.
Гаспаров считал, что концепция "Слова как источника" снимает с человека труд ответственности и понимания: как только ему не хватает сил и аргументов вести диалог
и продолжать таким образом "цепочку", он либо рвет ее, а прекращает речь - отсылает к Первоначалу (типичный аргумент: "Пожалуйте к Чаше - там разрешение всех ваших вопросов"). Такое вот тео-логическое решение всех вопросов казалось ему слишком лёгким.