Здесь мне можно сказать всё, что угодно.


Второй журнал duhov_vek


Ваш Hoddion

выбрали: небо есть, небытия просто нет,
упоительный день продлится тысячу лет,

дальше – отяжелеет боль, осыпется белым миндаль,
простонет горлица, сдвинется море и обмелеет даль;

выбрали: бытие-над-колодцем, ворот и цепь,
ночью звёзды в ведре, днём – потаённое солнце, размокший хлеб,

четверым достанется чаячья капля, два полновесных куска,
пока не подсыпет хамсин успокоительного песка.

1

Шепчется Суламита в душном саду с полуночным светом,
львами лепечут левкои и звёзды окрепли чернильным летом:

"Завтра хочу на море, поближе к башне, где рыбу солят,
там подарю тебе мои ласки, и нас никто не оспорит,

радостны будут твои глаза, очищено сердце,
и незаметно я прыгну в лодку, закрою дверцу неба - собой.

Открой - любой!"

А в это время свет развернулся
свитком, одеждой, царевичем -
ей всё мало,

хочется вновь отбросить последнее покрывало.

2

Невдомёк Суламите, что мир безумен,
ведь прекрасны нити и свод лазурен.

Невдогад Ионе, что мир бесстрастен -
в корабле и в кибитке гудит, как в пасти.

Не собрать Соломону всех идолов в храме -
в доме хлеба Дитя играет, как пламя.

На Фаворе тает римский гарнизон, о нас предупреждён -
так давай ещё куда-нибудь пойдём,

тоньше ночи и черней обсидиан,
не обрежь ступней на Арарате, отдых нам не дан,

туфом розовым лицо не опали
в круге темени и тени жаркой Тимны, лишь взгляни -

там кристаллы меди, как зелёный сыр,
и гранатовыми зёрнами целуют мир,

от Сиона до Хермона алый снег
снится нам, не спящим на Кармеле - из пещер и нег

катится в море, прыгает вода, свежая без колотого льда.

В сагах слепец,
в телескопах - спящий,
мгновение - в гимнах,
частушек вЕртел,

слёз обилие
из горной Ламары,
камнями - в реку,
язЫками к нёбу,

гроза ноябрём
ночным измеряет,
сминает время,
а финики - ранит,

летят хребтины,
араукарий,
молотят молнии
на Кармеле.

Птичья аритмия араукарий
и луна, подкатывающая к горлу -
молнией пронзенные на пАру,
падают туда, где ты простерла

тучи, расточенные над морем,
где дельфин смеется над каплей смысла,
цапля улетает, мир спроворив,
гусь гаганит шеей-коромыслом.

золотые гроздья гнева
аисты в полях сарона
журавли в сапфирах моря
цапли на полях холона

без подмигиваний молний
без луны и крошки хлеба
мне протягивает чашу
свет небес литое небо

Солнце, испаряясь из моря,
снова становится Кармелем,
виноградиной полдня,
срезанной беглым месяцем -

и идет на дно средиземной схватки,
достигая до сплетений
сфинксов, целующихся смело
посредине столбчатого неба.

Изгарью серебра зеленеет чаща,
в окаменелых сотах лишь мёд и гной.
Вслед за армянской ссылкой и смертью легчайшей
олень тащит сотника на водопой -

пропадает на миг, рогами солнце взбоднёт – за сорок
бытие не легче небытия
Лонгину свет осенний недолог, но дорог
уходящий в горы по сосновым брызгам копья.

Из неба – сквозь коллектор
(не стягивая в круг)
амброзию и нектар
льет север, божий друг.


Сосцы, колодцы света –
протоки пирамид,
и легче, тоньше лета
котельная дымит.